когда сакура впервые видит тени кругов у него под глазами - не придаёт этому большое значение. «он просто устал» - говорит сама себе, прекрасно понимая, что у хокаге, в отличии от тех же врачей, не бывает выходных, лишь короткие перерывы между бесконечными бумагами и важными собраниями. она видит его сонливость, но молчит до поры до времени, позволяя себе только тихо вздохнуть; «тебе надо отдохнуть» - говорит уже ему, но в ответ получает очередное отнекивание и не слишком убедительное «я не устал». но сакура не догадывается, что какаши в самом деле не устал: причина его помятого вида скрывается глубже, а не лежит на поверхности, как кажется ей изначально, и поэтому в итоге она отступает, на время ослабляя свою хватку.

когда сакура впервые не застаёт его в постели ночью - списывает всё на случайность, и тут же проваливается в сон. она сама, бывает, выматывается на работе настолько, что может крепко проспать до самого утра, даже тогда едва открывая глаза. контроль чакры помогает справиться со многими проблемами и заболеваниями организма, тем самым делая сакуру куда более выносливой, чем кого бы то ни было, но ничего не может сделать с банальными физиологическими потребностями. по крайней мере, не надолго. утром она неизменно видит его либо сразу перед собой, либо уже на кухне, пока заканчивает приготовление завтрака, и снова встречает его только поздним вечером - вялость и будто какая-то измученность никуда не исчезают, продолжая нависать над какаши мрачной тенью. но ведь это нормально, верно? утром он ещё не до конца успевает проснуться, а к вечеру уже утомляется. сакура просто накручивает. будь это что-то серьёзное, она бы заметила; она ведь медик.

впервые сакура видит его истинное изнеможение когда неожиданно для себя встречает возле больницы уже ночью. он держит руки в карманах и в непривычной себе манере сутулится, но всё же кое-как натягивает вялую улыбку под маской, встретившись взглядом с изумрудными глазами. сакура удивлённо хлопает ресницами и оглядывается по сторонам, волнуясь, что кто-то их увидит - сплетни и слухи всё испортят. она успевает только вопросительно произнести его имя, как он берёт её за запястье и говорит, что им пора домой; она не появлялась там слишком долго, и он, кажется, даже начал волноваться. сакуре это кажется странным - она ведь уже который день ночует в своей комнате, и родители запросто могут это подтвердить.

это первый раз, когда его квартира вдруг становится их домом в определённом смысле, и сакура устало-нежно улыбается, привставая на носочки, чтобы дотянуться губами до сокрытой под тканью щеки.

/ / /

впервые она надолго просыпается ночью, когда чувствует холод. из одежды на ней только нижняя часть кружевного белья и летнее одеяло - обычно этого хватало, ведь она грелась в его руках, но в этот раз тело дрожало от пробирающего мороза. сакура поднимается на локтях и одной рукой потирает глаза, сладко зевнув; рядом с ней - пустое место и смятая простынь. она ещё несколько секунд неподвижно остаётся сидеть на месте, обхватив колени руками, будто пытаясь согреться, и только потом подходит к висящей на спинке стула мужской кофте, которую медленно натягивает на себя.

какаши не оказывается ни в ванной, ни на кухне, ни в гостиной, но едва ли он ушёл куда-то в середине ночи, оставив все свои вещи здесь. сакура обводит комнаты изучающим взглядом, лениво хлопая ресницами, и всё ещё ежится от сковавшего тело холода, переминаясь с ноги на ногу - пальцы никак не могли согреться. она знала, что ничего страшного не случилось [просто не могло], но отчего-то волнение в груди медленно распространялось внутри по-кругу, заполняя всё свободное пространство. ноги сами несут её к входной двери, и сакуре остаётся только надеяться, что он окажется за ней. иначе следующие несколько дней он проведёт в больнице за то, что заставил её понервничать.

она замечает его не сразу: размытый силуэт виднеется чуть поодаль от двери в квартиру, освещённый лишь тусклым лунным светом и крошечным огнём сигареты. скверная привычка, но если подумать - она довольно давно не видела его курящим. сакура облегчённо вздыхает, но всё-таки что-то в его виде вызывает необъяснимый трепет, и сердце в груди начинает степенно разгоняться.

- какаши, - она зовёт его тихо, не убирая руку с дверного косяка, и пристально [насколько это возможно с её сонливостью] всматривается в ночную темноту, прикрывая раскрытый в зевке рот ладонью. - всё в порядке? ты почему не спишь? - сакура вяло наклоняет голову сначала вправо, затем влево, обхватив шею свободной рукой, и на секунду прикрывает глаза, когда резкий порыв ветра путает розовые волосы, небрежно набрасывая их на лицо. - тут холодно. пошли, я сделаю тебе чай.

в доме теплее, чем на улице, но без него всё ещё ужасно холодно. она терпеливо ждёт в дверях пока он не докурит, и окурок не полетит вниз с балкона, а он, наконец, не повернётся в её сторону. под его тяжёло-пустым взглядом ей становится не комфортно, и сакура едва успевает подавить дёрнувшиеся брови, не позволяя себе нахмуриться. с ним явно было что-то не так, но что - он понять не позволял. не подпускал к себе слишком близко, огораживаясь толстой стеной, и сакуре никак не удавалось пробиться сквозь неё, чтобы вытянуть из этой странной головы хоть что-то. малейшую деталь - ей бы хватило, чтобы всё разложить по полочкам. но всякий раз она терпела поражение, и в конце-концов сдавалась.

- я не могу простудиться, - усмехается себе под нос, будучи полностью уверенной в собственном иммунитете. и он в самой деле у неё был: от каких-то болезней и даже некоторых ядов, но не от мыслей, что ускоряли пульс и вызывали мандраж, а сейчас настоящее беспокойство. - а вот ты - вполне. только представь какую панику поднимет шикамару, если ты сляжешь на неделю, - она обхватывает его руки своими ладонями и закрывает глаза, наконец чувствуя приятное обволакивающее тепло, в которое хотелось завернуться. - хотя отдых тебе явно не помешает.

но он, естественно, говорит, что всё в порядке [как и всегда]; сакура делает вид, что верит, хотя на деле просто молчит, тихо вздыхая. ей сказать нечего, да и он уже наизусть знает всё, что может услышать. какаши никогда не признаётся, по крайней мере не сразу, а выпытывать из него что-то очень не хотелось - ему и без того было непросто в последнее время. но в этот раз всё иначе. сакура уже видела его в таком состоянии не раз и не знала причины, а теперь всё постепенно становилось каким-то досягаемым, почти прозрачным, позволяя ей заглянуть сквозь выстроенный внутри барьер. нужно только правильно подступиться и не спугнуть.

- я без тебя всё равно не усну, - пальцы сжимаются крепче и сакура всем телом жмётся к нему - казалось, что всё это может исчезнуть в одну секунду, отпусти он её. бывали дни, когда ей всё ещё не верилось в происходящее, и порой это почти пугало. - так что просто смирись, - в её голосе слышится улыбка, и сакура не готова получить отказ; она настойчиво тянет его за собой в глубь квартиры и отпускает только возле потрёпанного жизнью дивана, когда как сама подходит к кухонной плите.

несколько щелчков, и наполненный чайник начинает подогреваться синим огнём, пока пальцы сакуры нащупывают в полумраке приглушённого света две небольшие чашечки, выставляя их на кухонную тумбу. она что-то напевает себе под нос, выбирая чай из всех тех бесчисленных упаковок, что сама притащила в его квартиру - даже забавно как быстро она здесь обжилась, наполняя до селе почти пустые комнаты какими-то мелочами, без которых теперь всё стало бы каким-то тусклым и словно необитаемым. несколько раз она бросает беглый взгляд в небольшое окно и замирает на пару секунд, пытаясь заранее подобрать нужные слова и выстроить их в предложения, но ничего не выходит: они остаются где-то на стенках разума, оседая пылью, и сакура прикусывает нижнюю губу, отрываясь от размышлений только когда тишину заполняет свист вскипевшего чайника.

подтолкнуть его к откровению было сложно; понять всё самой - невозможно. поэтому из двух зол пришлось выбрать меньшее.

она возвращается к нему и слегка наклоняется вперёд, едва ощутимо касаясь лба губами, и протягивает одну чашку с горячим чаем. тихо садится рядом, поджимая всё ещё холодные ноги под себя, и опускает голову ему на плечо - сакура запросто могла так заснуть, и в любой другой день так и случилось бы, но не в этот раз, когда нарисованный занавес уже был надорван, оставалось только приложить небольшое усилие и собрать чуть больше, чем всю отвагу, прежде, чем кидаться в головой в этот бездонный омут. она не боялась, вовсе нет; не того, что найдёт в самом низу. она боялась, что в который раз он просто не позволит ей этого сделать, оставляя в невыносимо давящем неведении.

- я вижу, что тебя что-то беспокоит, - сакура начинает осторожно и говорит почти шёпотом - очень надеется, что он не сведёт всё к привычному и уже порядком надоевшему «нет» [впрочем, она бы так просто не сдалась], но пока в ответ слышит только тишину. поднимает голову, сжимая в руках тёплую чашку, и всматривается в подрагивающий от собственных движений напиток: несколько небольших глотков и живительное тепло тут же разносится по телу. - ты же знаешь, что можешь рассказать мне? - зелёные глаза с беспокойством всматриваются в его лицо, будто ища там ответа на самый главный вопрос, но замечают лишь непонятное смятение, и сакура отводит взгляд в сторону, произнося с лёгкой толикой недовольства: - только не делай вид, что всё в порядке. я за тебя волнуюсь.

странно, но сейчас в ней переживаний было даже больше, чем во время любой операции.

Отредактировано Haruno Sakura (2018-08-26 14:23:41)

- тогда скорее он просто уйдёт домой, не застав тебя на месте, - она хитро щурится, вспоминая нерасторопный взвешенный характер шикамару, но и тот с возрастом становился более ответственным, а в некоторых вопросах возможно даже куда больше, чем шестой. он просто этого не показывал [наверное, не хотел портить репутацию]. недавно даже приходит в больницу за какими-то бумагами и сакура впервые заметила, как сильно он вырос, постепенно теряя свою привычную лень. если подумать, то все её друзья повзрослели и изменились, один только наруто оставался прежним. должно же в этом мире быть какое-то постоянство.

его молчание нависает под потолком, превращаясь в тяжёлую угрюмую тучу, и сакура разминает плечи - казалось, она ощущала на них весь этот душный груз, что намертво прибивал к земле. она по прежнему старается выцепить из стремительного потока мыслей что-то наиболее полезное и правильное, но всякий раз нужные слова ускользают как вода сквозь пальцы, и она снова остаётся ни с чем, кусая влажные губы.

сакуре не нравится, что он огораживается. ей вообще весь этот разговор не нравится, но видеть его таким куда хуже. невыносимо. сердцу в грудной клетке вдруг становится невообразимо тесно, и оно так и норовит выскочить из сжимающихся рёбер, отстукивая неровный быстрый ритм. сакура делает глубокий вдох, затем несколько глотков чая и вот уже оковы холода разрушаются, уступая место внезапному жару, разгорающемуся внутри. она оттягивает ворот кофты и опускает ноги с дивана, пальцами касаясь прохладного пола - тело моментально покрывается мурашками и девушка почти вздрагивает от резких скачков температуры. рядом с ним она могла испытать весь спектр эмоций за раз; рядом с ним она не могла надышаться. но сейчас в этом едва ли было что-то хорошее.

его рука скользит по мягким линиям девичьего лица и сакура наклоняет голову вслед за движениями, прикрывая веки. быстрый поцелуй остаётся тлеть на губах призрачной печатью, и она проходит по ним кончиком языка - вот-вот разгорится пожар. ей до дрожи в коленях нравится как звучит её собственное имя из его уст, но в этот раз оно вынуждает сакуру немного нахмуриться, перемещая пристальный взгляд в сторону. она никогда не любила эти его упоминания о возрасте - считала это нецелесообразным, учитывая, что за свою пусть и не такую длинную жизнь, успела тоже немалое повидать. [ несправедливо. ] в другое время она бы обиженно цокнула и закатила глаза, бросив в ответ что-то строго-колкое, но сейчас даже не обратила на это внимания, пропуская мимо ушей.

так вот в чём было дело.

- понимаю, - медленно кивает она, отправляя уже почти пустую чашку на столик рядом с его - почти полной. то были не просто слова, она в самом деле всё понимала. сакура была умнее, чем он, возможно, мог о ней думать, хотя едва ли вообще когда-то считал её по-настоящему глупой [она же его ум признавала без колебаний, не редко про себя злясь, когда он в очередной раз оказывался прав, но отчасти ей это даже нравилось]. но во многом какаши наверняка считал, что определённые вещи ей так и останутся недоступны, когда как в своей голове она раскладывала их на мелкие части поразительно быстро, изучая от и до, но предпочитала молчать. иногда это было лучшим решением. иногда. - но такого ведь не было раньше. то есть, я этого не замечала. значит что-то всё-таки случилось.

воспоминания иногда приносят нестерпимую боль, превращая всю твою жизнь в кромешный ад; сакура это знала прекрасно. но она не знала что именно отравляло его сейчас, и очень хотела найти корень всех зол - единственное, в чём она была уверена: прорастал он намного глубже, чем казалось. в том самом месте, куда какаши упорно её не пускал. но харуно ведь упрямая, харуно своего добиваться привыкла и разучилась идти на попятную, вот и теперь во что бы то ни стало доберётся до этой дальней двери, окутанной ржавыми цепями. и пусть за ними окажутся монстры или кромешная непроглядная тьма - он стоил того. стоил ровно настолько, что сакура была готова не только костями лечь ради его спасения из этой преисподней, но и продолжать жить.

- пожалуйста, какаши, - она заглядывает ему в глаза с немой просьбой, почти мольбой, чуть наклонив голову, и кладёт руку поверх его ладони. - я знаю, что прошлого не исправить и не забыть - можно только научиться жить с этим. и ты уж прости, но у тебя это явно выходит скверно, - сакура даже усмехается, но отчего-то крепче сжимает тонкие пальчики, как будто тем самым предотвращает его неизбежное (ли?) падение. - я не смогу помочь, если не буду знать, что случилось. и я говорю это не как врач, а как человек, которому ты очень дорог.

она в его руках таяла, растворялась, становилась мягкой и податливой, не желая сопротивляться касаниям. рядом с ним сакура теряла всякую силу — внутреннюю и физическую, — пусть всегда до последнего пыталась её отстоять. боялась показаться слабой [и так была бесполезной всю жизнь], но именно такой и становилась под этими пристальными взглядом и невесомыми прикосновениями. он целует маленькую ладошку и сакура только и может, что молча хлопать густыми ресницами, чувствуя его дыхание на коже. оно опаляло, выжигало, ставило клеймо, а она и рада; когда на ней горели печати от его губ, сакура понимала: это самая настоящая зависимость, от которой она бы не отказалась даже под угрозой смерти. и сложно сказать когда она появилась — сакура молилась лишь о том, чтобы это не проходило. зависимой от него ей быть хотелось.

и даже сейчас сакура поддавалась: спустя несколько тщетных [больше наигранных] и не самых старательных попыток сопротивляться, она оказывается у него на коленях. непроизвольно, действуя инстинктивно, подставляется под сухие поцелуи, выгибается в спине, следуя за движением его ладоней, и даже впивается пальцами в крепкие плечи, на мгновение закрывая глаза и прикусывая губы в блаженной близости.

— ты же знаешь, что это не поможет, — она и сама-то в это не верила, но говорила поразительно твёрдо, пытаясь хотя бы его своими словами обмануть. он притягивает её ещё ближе, придерживая за талию и касаясь мягких бёдер, и сакура немного привстаёт, пересаживаясь выше, тут же припадая к таким полюбившимся губам. — не пытайся перевести тему. не выйдет, — шепчет прямо в поцелуй, переключается на щёку, но в итоге отстраняется как обожжённая, выпрямляя руки в локтях, когда начинает понимать, что вот-вот проиграет.

и он начинает говорить. по-прежнему нехотя, безучастно, но всё-таки говорить. сакура смягчается в до сих пор суровом лице и снова оказывается к нему ближе — изумрудные глаза внимательно ловят каждое слово, и становятся чуточку серьёзней под нахмуренными бровями.

— это ведь просто сны, — но одного взгляда на него хватает, чтобы сакура поняла: нет, далеко не просто. она поджимает губы, превращая их в тонкую полоску, и девичьи пальцы скользят вверх по его щеке, убирая со лба непослушные светлые пряди [они почти сразу же возвращаются на место].

она запросто могла использовать медицинские техники, чтобы помочь ему уснуть, но здесь в них не было никакого прока, да и сакура в лечении смысла не видела — тут всё намного тяжелее и серьёзней, и ей это ой как не нравилось. она отводит взгляд и тот скачет с места на место, ни на чём не задерживаясь ни на секунду, будто пытаясь выцепить_найти что-то важное, ускользающее, но никак за этим чем-то не поспевая. зато теперь предельно ясно виднелась причина всех этих тревожных сновидений, что брали своё начало из прошлого — далёкого, но всё ещё не забытого. сакура опускает руки ему на грудь, и ладони скользят на спину, сцепляясь за ней в замок; её будто потяжелевшая голова снова ложится на округлое плечо и она утыкается кончиком носа в его шею, обдавая ту тёплым порывистым дыханием.

— снова решаешь за меня? и откуда эта привычка, — усмехается так, что губы едва касаются кожи, и хлопает ресницами, прижимаясь к нему ещё сильней, слово ища укрытия и спасения в его объятиях. — в том-то и дело, что я хочу знать. расскажешь? — на этот раз она не требует и уже почти не просит; только надеется, что он даст ей шанс. одного вполне хватит.

сакура дышит ровно, и только оказавшиеся в его пепельных волосах пальцы выдают волнение, перебирая жёсткие пряди. спать уже совсем не хотелось, хотя временами сакура ощущала себя словно во сне, и в основном только рядом с ним. было в этом нечто пугающее. казалось, что в один прекрасный день она просто очнётся и не увидит возле себя того, без кого жизни уже и не представляет, а все эти недоговорки, всё это молчание и сокрытие только заставляли волноваться ещё пуще — своими попытками уберечь от самого себя какаши едва ли не рыл пропасть, и поди-разбери, что случится раньше: сакура прыгнет в неё, вопреки его желаниям, или он вдруг окажется запредельно далеко.

второе, конечно, пугало куда сильней; потерять его окончательно шло впереди всех прочих страхов, казавшихся слишком ничтожными.

он пытается парировать и контратаковать её слова, но выходит, если честно, не слишком хорошо. сакура щурится, усмехается ему в шею и поднимает голову, одаривая какаши пристально-насмешливым взглядом. кажется, первые два пункта всё ещё вызывали в нём какой-то прекрасно подавляемый дискомфорт, в то время как сакура относилась к ним слишком легко; и в этом у неё было перед ним преимущество. порой она даже позволяла себе употребить столь приевшийся и неуместный в их отношениях суффикс сенсея, что заставляло его напрягаться, и в своём неудобстве он ей казался более, чем милым, даже не смотря на ворчания.

- правда? - она вскидывает одну бровь и вопросительно глядит ему в глаза, словно впервые слыша обо всех перечисленных статусах_титулах. - постоянно забываю, - ни что из этого не имело значения - не для сакуры. сенсеем он всё-таки был бывшим, старше не сказать, чтобы очень сильно, да и должность хокаге оставлял в своём кабинете каждый вечер; для неё он был просто какаши.

она подносит ноготь большого пальца к губам [дурацкая привычка от пятой], слушая каждое слово. бесшумно вздыхает, пытаясь унять разбушевавшееся сердце, и не издаёт ни звука. сакура действительно знала всё это, но - в отличии от какаши - видела картину более широко, замечая то, на что он будто целенаправленно не обращал внимание; в упрямстве он запросто мог конкурировать с ней. но уступать ему она не намерена. и рано или поздно он поймёт, что всё это - для его же блага.

- ты кое о чём забыл, - сакура опускает ладони на плечи, а взгляд - вниз, и на губах проскальзывает лёгкая тень улыбки. - вернее, кое о ком. о гай-сенсее, который всегда старался помочь тебе, пусть и весьма... странными способами. о госпоже цунаде - всё-таки именно тебе она передала свой пост. о капитане ямато, который не только глубоко уважает тебя как наставника, но и просто ровняется, - когда какаши пытается что-то возразить, сакура поднимает на него тяжёлый хмурый взгляд, не позволяя этого сделать. - и не говори, что ты не лучший кандидат для этого. в тебе есть то, чего ты сам не замечаешь, но это правда есть. и другие прекрасно это видят, - на секунду сакура погружается в собственные воспоминания и с приятной тоской подмечает, что они всё ещё продолжают согревать её, навевая тёплые образы из прошлого. - в конце-концов, тебе ведь удалось выучить трёх замечательных учеников, а один из них даже сменит тебя спустя время, - и добавляет почти шёпотом, заглядывая в глаза цвета олова: - просто дай себе шанс.

возможно, ей в самом деле не удастся помочь [пока], и это осознание неприятно кололо. не сосчитать сколько раз сакура хотела это сделать, и сколько раз он не позволял, и вся беда заключалась в том, что из них двоих боялся именно какаши. но в какой-то момент сакура сама срывалась на страх из-за его попыток не подпускать её к себе слишком близко: вероятность открыть глаза ранним утром и увидеть перед собой пустоту обвивалась ядовитой змеёй на шее. да, пожалуй, это было неразумно, нелепо и в чём-то даже по-детски, но это было, особенно часто проскальзывая последние дни.

до этого дня, до этих слов она действительно боялась оказаться от него слишком далеко - и это были не пустые переживания, а вполне осуществимая возможность. боялась, что своим молчанием он выстроит новую баррикаду внутри себя, разрушить которую сакуре будет не под силу. боялась, что в один прекрасный день просто потеряет то, что стало её заветным сокровищем. и она никогда не говорила ему об этом, да и вряд ли уже когда-то скажет — на её слова он наверняка лишь усмехнулся бы и назвал её глупой [окажется прав], а сакура бы сделала вид, что забыла об этом, в то время как мысли и чувства разрастались в ней с каждый днём только сильнее, пока однажды не проглотили живьём, в конечном счёте забрав самое ценное.

но ей хватило всего одной фразы, чтобы сомнения ушли, будто их и не существовало никогда. она улыбается и мягко касается своим лбом его, не обращая внимания на мешающие розовые пряди; уходить сакура не собиралась. ни сейчас, ни когда-то ещё.

- буду, - она льнёт к его губам, обхватывая руками за шею, и жмётся всем телом. водит пальцами по затылку, перемещает ладони на скулы, немного привстаёт в коленях и не прерывает поцелуй до тех пор, пока не начинает задыхаться от нехватки воздуха. отстраняется, проводя языком по припухшим губам, но замирает на месте, лукаво сощурившись. - только если ты не захочешь снова меня прогнать, - желание съязвить о былом оказалось сильнее, и сакура тихо хихикнула себе под нос. - хотя я не думаю, что это поможет, но... - договорить он ей не позволяет и сакура смеётся теперь громко, выставляя перед ним небольшую подушку, прекрасно зная, что она не спасёт.

и не надо.

Отредактировано Haruno Sakura (2018-08-31 01:29:00)

их разговор прервался слишком быстро. вернее просто отложился на дальнюю полку до лучших времён [до никогда?], но явно не забылся. такие вещи из головы просто так не выкинешь, как и появляющееся время от времени беспокойство. всё-таки память - штука опасная, а воспоминания, хранящиеся в ней, ещё опаснее. впрочем, какое значение это имело теперь? если сакуре хоть немного удалось усмирить смятение в его душе, ей этого будет достаточно, чтобы не возвращаться к поднятой сегодня теме. по крайней мере до тех пор, пока она снова не начнёт замечать растущие синяки у какаши под глазами. - нет. такому случится я больше не дам.

- по-твоему, саске или я лучше подойдём на эту должность? - она прищуривается и поддаётся вперёд; наруто всё-таки лучший кандидат из всей этой троицы, а более достойного претендента среди других шиноби сакура даже и не знала. конечно, многие их друзья обладали необходимыми качествами, но все они были не теми. - да и разве наруто смирится с мыслью о том, что кто-то кроме него станет следующим хокаге? - ответ здесь был очевиден, и сакура улыбается, склоняя голову на бок, блуждая взглядом по чертам знакомого лица.

она поддаётся слишком легко, без малейшего сопротивления [о нём даже и не думала], и оказывается прижатой к дивану, заполняя комнату звонким смехом. жмурится, извивается под ним, хватает за сгибы ладоней, что проходят по девичьим рёбрам, и добровольно подставляет тонкую шею для укуса, облизывая губы от удовольствия. сакура теряет всякую силу и под его руками становится ватной, полностью отдавая себя ему в распоряжение; иначе она не может. проще - не хочет. у какаши над ней была особая, необъяснимая власть, и здесь - её самая большая слабость.

- может и появился, - шумно выдыхает, сдерживая подступающий стон, и вздрагивает под каждым движением его рук под кофтой. сакура одаривает его лисьим взглядом и усмешкой, закусывая нижнюю губу. её пальцы кротко касаются подбородка, линии челюсти, висков; путаются в волосах, пропуская светлые пряди сквозь себя, и скользят по шее, задерживаясь на линии ключиц и впадинах над ними, чтобы затем переместиться на плечи. она выгибается в спине и тянет его на себя, глухо простанывая прямо в поцелуй, и жадно, ненасытно впивается в губы, будто в них было её избавление ото всяких пагубных мыслей.

сакура воспламеняется, полыхает внутри, но всё ещё тщетно пытается сдержать стремительно охватывающий тело жар [ничего не выходит]. кусает уже его губы, проходит по ним языком, останавливается всего на долю секунды, чтобы глотнуть воздуха, но не отстраняется. её руки с плеч переходят на бока, скользят по лопаткам, ощупывая мягко перекатывающиеся мышцы, и замирают на спине. сакура закидывает ногу ему на бедро, тут же прижимаясь ещё ближе, сильней, и тепло его тела полностью окутывает её, заставляя тяжело дышать от повышенной температуры то ли снаружи, то ли внутри. она выстраивает линию коротких поцелуев от уголка губ до уха, обдавая его дыханием, и нежно прикусывает мочку, обводя её языком, пока мужские ладони бродят по девичьему телу.

ей не сразу удаётся что-то сказать; все слова испаряются в нарастающем удовольствии ещё на стадии мыслей, и сакуре ничего не остаётся, кроме как раскрывать влажный рот в шумных вздохах. в такие моменты она ничего не могла с собой поделать. здравый смысл отключался и потаённые желания занимали его место, не давая и шанса на спасение. в действительности же это он не давал ей ни малейшего шанса. когда он смотрел на неё вот так сладко, проникновенно; когда касался кожи сначала легко, а через секунду уже напористо; когда просто был рядом - сакура плавилась и только и могла, что послушно ластиться, становясь шёлковой в его руках.

- боюсь, - шепчет на выдохе, обхватывает одной ладонью шею, пока другая опускает вниз по груди и торсу. - без него я сама здесь не останусь, - сакура покрывает поцелуями его висок, скулы, и застывает в меньше, чем миллиметре от его тёплых губ; с них томный взгляд полуприкрытых глаз скачет в его - тёмно-серые, и едва различимый шёпот почти теряется в рваном дыхании. - что тогда будете делать, господин шестой? - перед соблазном подразнить устоять не получается, и сакура чувствует во всём его теле плохо подавляемое напряжение, смешанное с дрожью. он кладёт руку ей на бедро, поглаживает внешнюю часть, и в какой-то момент почти оставляет на коже синеватые следы от сжимающихся пальцев - сакура облизывается и чувствует внутри, пожалуй, не меньший накал, отзывающийся пульсацией внизу живота. всё тело словно пронзает разрядами тока - даже райкири сейчас кажется по сравнению с ними через чур слабым.

Отредактировано Haruno Sakura (2018-09-01 21:13:52)

ей нравится чувствовать его так близко. нравится ощущать жар его тела собственной кожей, тонуть в крепких руках и плавиться под поцелуями, что остаются углями тлеть на девичьем теле. сакура в нём раствориться была готова, хотя сейчас скорее испариться от того тепла, в которое он её погружал. она изучает его лицо, которое так много раз видела без маски, но всякий раз рассматривает словно в первый; заглядывает в такие выразительные глаза неважно_какого цвета [проще - её любимого]; обводит взглядом манящие уже слегка припухлые губы и прикусывает свои - воображение будоражит от одной только мысли о том, что она ещё раз вот-вот попробует их на вкус.

- уверен, что получится? - шепчет на выдохе уже в поцелуй, бросает мнимый вызов, но даже не пытается противостоять ему. воздух уходит из лёгких, земля - из-под ног, из неё - решимость. он жмётся ещё ближе, сильнее, и сакура руками его обхватывает, будто он может сбежать.

но они оба знают, что он бы не стал и пытаться.

в блаженном наслаждении она открывает ему свою шею, разрешая безапелляционно осыпать её фиолетовыми клеймами, которые сакура уже перестала убирать, ведь ей это даже нравится [вслух об этом не скажет]. будет потом сидеть в своём кабинете, обводить их пальцами и прикрывать глаза, погружаясь в воспоминания, а потом прятать за воротом кимоно, хотя кто-нибудь их обязательно увидит, но ничего не спросит, и сакура отстранёно улыбнётся - его обладание над ней она признавала целиком и полностью, и едва ли в ком-то ещё нуждалась в такой степени, в какой нуждается в нём. какаши об этом вряд ли даже догадывается, а она и не скажет - врачи ведь должны от таких зависимостей избавлять, считая их болезнями, но сакура к ней по собственной воле стремилась.

завтра или через пару дней она вспомнит, что он говорил ей в эту минуту, пусть это и не важно. пошутит, сощурится и скажет, что он очень милый в этой своей непривычной неловкости, а он пригрозит какой-то глупостью с напущенной серьёзностью, хотя сам же потом усмехнётся себе под нос. не станет залечивать небольшие раны на губах, которые будут болеть от улыбки и смеха - эта боль даже приятная. но крепче всего она запомнит каждое его движение в мельчайших подробностях и то, как оно отражалось на её теле. всегда запоминала. а пока сакура просто тает в экстазе, думая только о них - и ничего больше не имеет значения.

она видит_чувствует его несдержанность и позволяет себе даже усмехнуться, поднимая уголки губ в улыбке, но смешок тут же сходит на нет, прерываемый протяжным стоном, когда его пальцы преодолевают псевдобарьер из порядком намокших кружевных трусиков. она хватает ртом воздух, словно выброшенная на берег моря рыбёшка; закрывает глаза, вскидывает брови, кусает пересохшие губы почти до крови и нервно проводит по ним языком, запрокидывая голову. его имя сакура произносит хриплым истомным голосом, для себя совсем непривычным. оно срывается с кончика языка и растворяется сначала в резком вздохе, а затем в секундной тишине, пока из груди не вырвется очередной стон. во всём теле - дрожь от возбуждения; внутри - бурлящая кровь. её ладонь ложится поверх его, игнорируя всякое внутреннее стеснение, что ещё осталось в глубине, и сакура прогибается в спине, пока этого ей не оказывается мало.

его брови непроизвольно хмурятся от проникновения, и её рука ложится ему на ключицу, перемещаясь на затылок, пока какаши прислоняется носом к девичьей шее. пальцы другой руки впиваются в спину, оставляя на ней длинные красные дорожки от ногтей - её отметины, - и сдержанные стоны степенно нарастают, с каждым его движением становясь всё громче. чувствовать его внутри чертовски приятно; просто ощущать настолько близко - неестественно хорошо. он набирает темп и сакура качает бёдрами навстречу. обхватывает его ногами, впивается то ли поцелуем, то ли укусом в плечо, жарко дышит на ухо, сбивчиво повторяя его имя, и сходит почти на крик, никак не в силах себя сдержать, и в какой-то момент ему приходится закрыть её рот рукой, бормоча что-то про соседей. она, кажется, даже успевает извиниться, прежде, чем взять его за руку и провести языком по указательному пальцу будто на автомате, сладко его посасывая.

мешающие декоративные подушки летят на пол, с ними улетает здравый смысл и всякий контроль. его имя из её уст звучит будто псалмы и молитвы, повторяется снова и снова, свыше, казалось бы, миллиона раз, и смешивается со вздохами_криками_стонами. сакура приподнимается, ненасытно целует его в губы: проникая языком глубже, не даёт вдохнуть, прикрывает глаза и сцепляет его руки со своими, поднимая над собственной головой - разрешает едва ли не сковать свои движения и вдавливается в диван, будто позволяя загнать себя в угол. он одной ладонью перехватывает её за тонкие запястья, придерживает другой то за талию, то за бёдра, оставляя покрасневшие следы от пальцев на таком хрупком сейчас теле, и сакура почти пытается тянуться ему навстречу, но тут же возвращается назад, чувствуя каждый новый толчок слишком отчётливо. чувствуя пронзающий жар и его самого словно одну сплошную волну, накрывающую с головой.

он берёт её решительно, властно, не допуская неповиновения, пресекая всякие попытки к сопротивлению на корню; и сакуре очень нелегко притворяться, что она не хотела в его руки [да она и не притворяется]. откликается на его движения, выгибаясь всем телом, сипло стонет, обдавая его шею и плечи горячим дыханием, кусает пухлые губы и оставляет невидимые отметины поцелуев на его коже. каждый новый толчок отражается трепетом и вибрацией всего тела, покрывая кожу мурашками. он не сбавляет темп ни на секунду - только набирает, проникая глубже, и сакура отчаянно цепляется пальцами за его лопатки.

весь мир сошёлся клином на одном единственном человеке, и ей это нравилось. и дело даже не в том, что он делал, а как. при всей своей нетерпеливости сейчас, какаши обращался с ней почти осторожно, по-своему трепетно, и всякое физическое удовольствие отступало на второй план перед моральным; сакуре, на самом деле, хватало одного его нахождения рядом, чтобы чувствовать какое-то необъяснимое удовлетворение. и лишаться его она хотела в самую последнюю очередь // не хотела вовсе.

- прости, - виновато шепчет, не отрываясь от облюбованной руки, и нервно сглатывает. в горле пересохло, а внутри всё выгорало от ощущений и раскалённого тела над ней. он вбивается в неё с новыми силой и скоростью, и сакуре приходится кусать губы, сдерживая зарождающиеся крики [удаётся ей это с трудом]. она изворачивается под ним даже когда оказывается скована в движениях, и от жёстких резких толчков всё-таки в очередной раз раскрывает рот в громком стоне, что так быстро превратился в новый выкрик. встретить завтра негодующих соседей не хотелось; но думать об этом не хотелось ещё больше.

рука на девичьем бедре сминает его с новой силой, и где-то над ухом сакура слышит глухие хриплые вздохи - они заводят ещё больше, пусть даже уже сейчас она была на пределе. он выпускает её запястья и руки тут же обхватывают его торс, почти что вжимая в себя, и сакура жарко дышит ему в ключицу, зажмуривая изумрудные глаза. ещё немного - и из груди вырвется протяжный звук, становящийся всё тише и короче, а внизу живота она прочувствует свою и его пульсацию, что осядет дрожью в коленях, превращая ноги в ватные. сакура обессилено мякнет, облизывает губы и утыкается ему в шею, оставляя несколько коротких поцелуев, сбиваемых порывистым дыханием; пролежать так она готова вечность.

он опускает потяжелевшую голову ниже, кладёт ей на грудь и сакура гладит его, ласкова путая пальцы в серых волосах. отчего-то немного улыбается, глядя на него сквозь полуприкрытые веки, и немного подрагивает от прикосновений к по-хорошему изувеченному бедру. им до подъёма оставалось всего-ничего, но она бы ещё не раз променяла сон на него - о таком не пожалеет никогда. сердце всё ещё стучит чуть быстрее, но вскоре успокаивается, и грудная клетка перестаёт вздыматься так сильно; где-то из-за окна пробиваются первые слабые лучи, и сакура с досадой ловит себя на мысли, что придётся продержаться ещё день, прежде, чем она сможет к нему прикоснуться. такого рода потребность в человеке явно считалась отклонением. пускай.

сначала сакура не до конца верит в то, что услышала. удивлённо хлопает ресницами и на мгновение замирает, в то время как сердце начинает только разгоняться. ей пока ещё неизвестно и не совсем понятно каково это - засыпать не одной каждую ночь, но, признаться, подобные мысли_желания её посещали. и всё же услышать эти слова от него... казалось, сбывался какой-то нереальный сон.

- какаши, я... - глаза будто становятся ярче, а на щеках появляется румянец - скорее от волнения, нежели смущения, и сакура несколько неловко, даже глупо улыбается. сначала молчит какое-то время, не может подобрать слова, и заметно нервничает. - угу. да, хорошо, - наконец выговаривает она, зарываясь носом в жёсткие пряди. последние крупицы сонливости улетучились как по мановению, сменяясь лёгким смятением. ей только и удаётся, что шепнуть совсем тихое «спасибо», закрыть глаза и обнять его крепче - сейчас он добровольно позволил ей войти в его мир, что до сих пор так бережно оберегал от всякого, подошедшего слишком близко, и сакура обязательно превратит эту внутреннюю бездну в эдем. это меньшее, что она могла и хотела для него сделать. - давай я приготовлю завтрак, - пусть отпускать его от себя не хотелось безумно сильно.

Отредактировано Haruno Sakura (2018-09-06 00:07:29)