Итераэль давно блуждает под сводами Библиотеки Судьбы, в самом сердце Высших Небес, кажущихся миром идеальным в представлении их светлокрылых обитателей, сотканных некогда из порождения великого Ану, многие тысячелетия пытавшегося сохранить мир от скверны. Мужчина невольно ищет ответы в каждом проблеске света, пытаясь приметить знакомые ему черты, но архангел более не узнает своего дома: кристаллы под его покровительством исчезают, создавая собой нечто новое, а будущее перестает быть видимым, - и слепота пугает некогда зрячего, ибо раньше мир был другим, и изменения вдруг вызывают растерянность у самой Судьбы. Какая ирония.

Размышления о прошедшем возвращают Итераэля в настоящее, и он невольно опускает голову, всё сильнее склоняясь к земле: ангелы помнили прошлое слишком ясно и неимоверно гордо за него держались, не смея забыть своего рождения, как и того, что ими, созданными ради служения, правит закон: высший, неизменный, - тот, что всегда над ними и сильнее их, гласивший жестоко и карающий слепо, он подчинял себе бессмертные души. Многие не испытывали тяжести гибели, когда бросались в бой, исполненные слепого мужества и страсти защитить сокровенные слова, существовавшие испокон веков, не боялись идти на роковые меры, веря, что это отстоит их древний обычай. Они надеялись - на Ангирский Совет, на порядок, и архангел сам был среди них, но в то же самое время никогда такой же, как они; Итераэль всегда оставался в тени, если только мог, наблюдая со стороны витки предсказанного им времени, -  это помогало ему держаться собственного пути, единственно верного и возможного. Он был историк, но не боец; он обладал знанием безраздельно, и его величали Судьбой.

Как же давно это было...

Итераэлю знакомые колонны больше не приносят покоя, как бы архангел не пытался присматриваться к ним, крепко сжимая тонкими пальцами Свиток Судьбы. Родная обитель поразительно чужда, а одиночество еще не тяготило столь сильно, как теперь, - и даже свет надежды, исходящий от парящей поблизости Ауриэль не приносит былого хладнокровного спокойствия в час нужды. Архангел оборачивается на слепящий огонь чужих крыльев, вдруг замирая в пространстве. Он слышит, как ее голос льется тихим дуновением ветра, но Судьба глух к ее словам, как никогда прежде, пусть и сохраняет вид невозмутимого присутствия. Итераэль признает, что не сможет обмануть Надежду, и знает прекрасно, как если бы мог это предвидеть, что дева чувствует его тревогу, пусть и не понимает ее истоков. Она пытается вновь окликнуть его по имени, и Итераэль, наконец, послушно взмахивает рукой, произнося:
- Я внемлю твоим словам, - но правда ли? Его мысли слишком далеки от всего, что окутывает сейчас думы Ауриэль, и он не смеет поделиться с ней всем тем, что лежит на собственной душе тяжелым бременем. "Если бы я только посмел...". Ее утешение даровало бы уверенность в том, что следует сделать - так было всегда; одно только слово поддержки помогло бы перенести неподвластное их влиянию будущее. Она была сильнее его, но Итераэль лишь покачивает головой, сдерживающий правду покорным молчанием: он привык нести этот груз в одиночестве, прекрасно помня о том, как ненароком сказанное им способно сеять хаос и смуту.

Видение будущего никогда не было чудесным даром, что бы ни говорили его братья. Это было проклятье, названное самим архангелом "необходимостью". Повелевая Судьбой, Итераэль сам был обречен, - знанием, которое подчас не мог раскрыть, и силой, которая тяготила его всё сильнее, в конце пути сделав тем, кто он есть. Многие ставили в укор его скрытность и таинственность, уклончивость в общении и чрезмерную задумчивость, но архангел готов был с этим смириться. Правда не спасёт их... не спасет его. Не было ни единой причины не верить тому, что показал ему Талус'ар; Итераэль однажды уже наблюдал этот исход событий, многие тысячелетия назад, - и скверное чувство отчаяния наполняло его, вынуждая переставать бороться. Подобная ярость новоиспеченного владыки небес не была ему нова, но он никогда бы не подумал, что однажды она обернется против него. Этот час вскоре настанет.

Архангел не замечает, как бросает слова извинения и улетает прочь, оставляя Ауриэль терпеливо и с незаметным сожалением наблюдать за его уходом. Будто знает, что вскоре произойдет непоправимое...Судьба же ощущает, что время пришло, и понимает, что Надежда щедро дарует ему этот миг одиночества, пусть он и не сможет уже поблагодарить ее за это - за всё. "Я не желаю, чтобы она видела". И Итераэль, взмахнув дрогнувшими крыльями, удаляется дальше - к своим раскрытым, незаконченным свиткам, над которыми еще не так давно склонялся сам, выводя аккуратные литеры ангельского письма легким движением руки. Он, будто с готовностью погружаясь в работу, вновь садится за них, но не берется за перо, - лишь занимает взгляд исписанными листами, напряженно вслушиваясь в тишину Библиотеки.
Итераэль слышит каждый шорох в своей обители.
Однако он также прекрасно знает, что его гость никогда не приходит тихо...

Слишком шумно.
Руки бережно сворачивают тонкий пергамент, откладывая его прочь со стола, - многие и многие манускрипты, содержащие в себе его новые работы по изучению порталов и запечатлению каждого фрагмента поражающей воображение битвы за Небеса, столь разрушительной и жестокой. Архангелу остается лишь гадать с легким сожалением, будет ли нужен впредь его труд светлокрылым братьям, и продолжат ли его дело те, кому в один миг стал безразличен исход погасшей Судьбы? Сознанием, неподвластным эмоциям, Итераэль понимал, что даже без него время будет продолжаться, и светлые думы ангелов заполнит неясность, если они поддадутся забвению и перестанут помнить собственную историю.

"Кто, если не я... "- мужчина вдруг передернул себя, вскидывая голову. Нет, эти мысли не могут принести ему добра в последний час. Что толку сожалеть о неизменном, о себе самом?  Пусть один против тысячи не сыграет своей роли, невозможно представить себе незаменимого ангела, и - Итераэль надеялся - Ауриэль не забудет его деяний. Существуют те, кто найдет выход, и архангел будет счастлив увидеть это сам, если только Кристальная Арка подарит ему подобную возможность. Умирать не страшно; хоть он никогда не проходил через это прежде. Чужой опыт наполнял его сквозь страницы многие годы - гибели и возрождения, доблестного самопожертвования ради священного долга. Однако это - не он, не его будущее, пробуждающее в сердцах гордость. Итераэль впервые за долгие тысячи лет пожалел, что не был рожден для подобной судьбы, - не шел в бой, не пал, как герой...
"Каждому отведена своя участь, и мы не в праве это изменить"

Итераэлю казалось, что он слышал эти громогласные ноты раньше - задолго до того, как Империй ураганом несчастья ворвался в его обитель, - они эхом отдавались под серым доспехом, усиливая и без того ненасытную тревогу с тех самых пор, как древние символы сложили на поверхности свитка его приговор. Архангел не был подобен смертным: ему не пристало бояться даже собственной гибели, но он отчаивался; скорее и страшнее, нежели в сопровождении чуткой Ауриэль, помогающей взирать на свою судьбу издалека и с привычной готовностью. Однако против собственной воли Итераэль собрал в себе силы, - те, что держали его день за днем, за годом год без страха знать о падении Небес, без ужаса возможных препятствий, без дрожи - осознания собственного конца. Судьба равна для каждого, и он никогда не был исключением. Как никто другой, Итераэль знал, что она его настигнет.

Архангел не сразу двинулся с места; ни дрогнул под тяжестью чужого голоса, ни шелохнулся. Спустя мгновения только он повернул медленно свою голову, затем поднялся и плавно взлетел невысоко над землей, присматриваясь к знакомым, вдруг ненавистным чертам. Снова ведомое ему чувство досады, чуждое, но сильное для ангела, привычного не ощущать за собой ничего подобного. Итераэль понимал намерения одного из своих братьев, он ясно их видел, однако не принимал душой, задавая про себя лишь один вопрос - "За что, Империй, после всего, что сделали мы вместе для блага Небес?"
- Здравствуй, брат мой, - откликается, впрочем, обыденным тоном, по взмаху ладони возвращая в руки явивший себя из воздуха Талус'ар, - Как вижу, пришел ты ко мне с недобрыми словами. И чем же разгневал я тебя, Империй? Тем лишь, что позволяю течению времени следовать избранному пути?

На мгновение голос его дрогнул, под бременем огорчения, даже легкого вызова, который редко показывал в своей речи архангел Судьбы. Итераэль направил черный капюшон в сторону прочь от правителя Небес и добавил уже тише:
- Нефалемы исполнены готовности помочь, и я не тревожусь за них до тех пор, пока они находятся под бдительным взглядом Тираэля. Оставь же их со своим будущим. Что предначертано им - не твоя судьба и не твой путь, Империй. Люди давно перестали быть зависимы от тех, кто их породил.
Итераэль замолчал, замирая в воздушном пространстве. Его слова не имели смысла, ибо были заранее обречены на провал. Мужчина догадывался, что попытка протеста способна лишь разозлить владыку ангелов, неспособного слышать в гневе голос разума, не умевшего укротить свой нрав. Но страшнее любой догадки оставалась страшная правда, о которой архангел уже знал, и в которой теперь, видя Империя перед собою, не сомневался. Впервые он яснее прежнего понимал недовольство Тираэля; единственный раз по-настоящему сильно "молчанию" захотелось произнести слова, что давно сдерживались им во времена Великого Конфликта. Итераэль устал терпеть и ждать, существовать тысячелетия под бременем будущего, в котором Тираэль пал, а Малтаэль - погиб, жить теперь, неспособный изменить настоящее, вынужденный смотреть, как Империй погружает себя всё дальше в пучину Гнева, и каждый остается к этому слеп кроме одного единственного, решившего однако отдать судьбу в руки нефалемов.

Слишком шумно стало на Небесах

Итераэль слишком хорошо знал Империя; не понаслышке - не так, как многие, не спускавшие с него глаз лишь на поле брани. Он знал его и о нем, быть может, больше, чем хотел бы и, кто знает, более, чем понимал себя сам Доблесть. Как и многие светлокрылые воины, рожденные для битвы, владыка ангелов не любил муки выбора, ожиданий и сомнений, - всё то, что нельзя было измерить, увидеть и поразить копьем, но возможно ощутить тяжелым бременем, очерняющем помыслы и надежды. Империй не был Мудростью, не видел сквозь чужую броню и не заглядывал глубоко в души, но умел вести вперед; всегда только прямо, не обходя опасностей и не пытаясь выскользнуть из тернистого пути, чтобы найти иную дорогу, - так его представляла Судьба.

Итераэль понимал, что Империй не возьмет курс Малтаэля в управлении Высшими Небесами никогда, ибо был другого порядка, как и прекрасно отдавал себе отчет в собственной задаче - помогать ему выбирать иной путь, поворачивать несгибаемый рычаг и, что важнее, останавливать в момент, когда они все стоят на краю бездны, от шага вперед. Однако Мудрость был молчалив и разумен, что делало возможным идти на откровения, быть слабее, но честнее - с ним и собой, однако Империй всегда другой, не любивший слушать и пытаться читать между строк, когда Итераэль не находил прямых фраз, чтобы донести правду и избежать опасности в том, к чему способно побудить знание будущего. И слов с каждым днем становилось все меньше, как и видений, как и сил пытаться что-либо изменить, оставаясь в прошлом - среди старых, и, верно, устаревших порядков...

Время утекало из их рук, и мир изменялся. Казалось бы, нет смысла скрывать своей беспомощности перед неизменным, но Архангел Судьбы решил иначе. Ему хотелось быть частью неизведанного будущего, впервые того, что он не знает и не сможет предвидеть, пусть даже это приведет к его падению. Талус'ар открыл архангелу правду давно, но Итераэль не побежал, - не видел смысла, никогда не спасался и, должно быть, не умел - не от Империя. Он лишь с легкой тревогой поднял голову, вглядываясь в сияющие золотом доспехи владыки небес. Империй всегда был ярким, но от пылающего огнем светила порой исходит длинная и мрачная тень, и Итераэль невольно плывет назад на враз потускневших крыльях, не желающий надолго задерживаться во тьме чужой тени.

-Ты видишь только то, что желаешь увидеть, - упрекает архангел тихо, качая головой, - Я никогда не считал ни одного из вас достойнее или недостойнее знаний, что охраняет свет Небес. Однако, как бы ни думал Тираэль, в его словах есть доля истины. Мы не можем более оставаться в прошлом, зная, что зло способно одержать победу в настоящем, рискуя делать шаги, которые мы отказываемся, держась за преимущество, которым больше не обладаем. Я лишь пытаюсь -
Слова обрываются на глухом выходе, когда тело Архангела Судьбы сталкивается с колонной позади, пошедшей извилистой паутиной трещин; в этом едва слышном возгласе не было удивления, но сквозила толика душевной боли. Крылья, расправившись единожды в неосознанной попытке вырваться, мгновенно дрогнули и упали, чуть колышась над полом при каждом судорожном вздохе. Империй страшен в гневе, но Итераэль не боится, - он уже это видел... будто много десятков раз, каждый из которых становился лишь больнее.

- Ты совершаешь ошибку, - тоскливо предупреждает архангел упавшим голосом, слишком легко выпуская из рук свиток. На Небесах не было для Итераэля вещи драгоценнее Талус'ара - равной части его самого, как были крылья или серые доспехи, как был сам свет его жизни, что струился под тусклым капюшоном. Архангел не смотрит на Империя, находящегося так близко от него, но наблюдает внимательно, как в зажатой ладони "стонет" с треском рвущийся пергамент, будто состоящий вовсе не из бумаги, но из хрупкого стекла. Снопы искр и кровь чернил стекают по нему, поврежденному и сломанному, рассеиваясь в миг пылью, и воздух самой Библиотеки становится спертым, а свет, исходящий из кристаллов поблизости - тусклым, грязным и густым, как крылья Архангела - поблекшие и слабые, обессиленно опущенные на землю.
От Свитка Судьбы вскоре не осталось ничего, и Библиотека погрузилась по мрак и тишину - тяжелую, как сама боль утраты.

Итераэль прежде никогда не знал настоящей слепоты, но мир вдруг померк перед ним, обрывая всё то, что держало его на Небесах. Он понял, что потерян - сошедший с дороги будущего и больше не видящий ничего дальше нынешней секунды. Свиток погиб вместе с ним, - с его спокойствием и верой, с судьбой, которой он, казалось, больше не имеет сил распоряжаться. Архангел, которому подрезали крылья. И боль перестала быть иллюзорна, пронизывающая сотней осколков.
- Глупец... - произнес Итераэль с пустотой и отчужденностью, опуская голову к груди, - Пытаясь противиться судьбе, ты лишь следуешь ей... Империй... 

Отредактировано Itherael (2018-08-24 13:18:43)

Созерцание неизбежного тревожило Итераэля лишь поначалу,- не давало вдохнуть, вынуждало искать утешение в свете крыльев Надежды, пытаясь закрыться за тайной древних рукописей и свитков, некогда заполненных его рукой, чтобы отчистить свой разум от смуты, что пыталась омрачить собой кристально чистую и предельно ясную правду. Пора молодости ангелов, как расы, была полна множества открытий, и то, что нашел в это время Итераэль для себя, стало его верной путеводной нитью. Тревога выбора вскоре переросла в безразличие, когда архангел научился сдерживать то, что не было свойственно его роду, - сомнения и страх, пока, наконец, не избавился от них вовсе на многие тысячелетия до нынешних событий. Судьба упрямо продолжал повторять, что не воин, но всегда держал наготове свое оружие по выбору - слово, и это сдерживало других за пределами прочерченной им границы между тем, что должно быть сказано, и прочим, остающимся в тени. Так было истинно верно для всех, как посчитал архангел, однако согласились с этим немногие; Итераэль знал, что они жаждали слов больше, чем он позволял им услышать, но никто не решался пойти против его воли - ни одна душа до момента, когда привычный мир рухнул, стирая за собой всё то, что прежде оставалось верно и, как казалось, нерушимо.

Ангелы продолжали верить Судьбе всегда, не понимая одного: многие пути открывались взору Итераэля, но не давали ему права решать. Один из них произойдет, и постепенно Итераэль научился понимать долю страшной вероятности того - какой. Только никогда у него не оставалось права это изменить по-настоящему, лишь попытаться направить народ по другому пути, если тому будут способствовать обстоятельства, от него редко зависящие. Свиток всегда ограничивал его выбор, сталкивал с препятствием, что невозможно перейти. Он сам был Судьбой, но прекрасно понимал, сколь зависим оставался от того, что ему дано было видеть и знать. Постепенно страх пророчества ушел, и тогда лишь немногие представляли себе, замечая спокойствие одного из членов Ангирского Совета, сколь ужасны порой бывают слова их будущего. Итераэль видел свой конец и раньше, но не единожды оказался неправ в нем. Когда люди защитили Небеса, Судьба впервые с сомнением встретил новый рассвет, понимая, что будущее слишком далеко ушло с намеченного пути. Когда Малтаэль исчез, пришел черед Империя усомниться в его верности, но архангела уже не беспокоила возможная смерть. Боль постепенно угасала вместе с ним самим, - давно сомневающемся в выборах, что не дано изменить им, но позволено нефалемам. "Так ли они могучи, или мир взаправду меняется? " - подобная мысль нередко не желала покидать Итераэля, и теперь он мог бы даже признать, пусть и не произнеся этого вслух, что Империй по-своему прав, называя его отступником... и предателем.

Итераэль никогда не считал себя предателем Небес, но в миг сомнений и готовности принять свою смерть обратился немо к себе с вопросом - "Прав ли я?" и тотчас же ответил, что абсолютной правды нет в этом мире, и владыка небес видит свою правду в том, что пытается осуществить сейчас, а Итераэль... лишь вспоминает долгие годы, которые провел в попытке сохранять порядок в мире, в итоге оказавшемся разрушенным. Предатель или нет - уже не имело значения, ибо был ли он кем-то вообще - оставалось для него теперь большим вопросом.
"Стоит ли думать об этом, если через мгновения от меня не останется ничего более свитков в руинах Библиотеки Судьбы?"
Империй медлил, и это вызывало укор. Пусть архангел Судьбы не рвался скорее погибнуть под копьем своего названного брата, ему неожиданно сильно хотелось поскорее покончить с этим. Со всем. Если гибель коротка, то пытка мучительна, и мысли о потерянном свитке лишь увеличивали пустоту в свете за серой броней.

Итераэль всегда оставался собой. Даже потеряв Талус'ар, он продолжал ему верить... однако каково же было его удивление, оказавшееся способным охватить душу сквозь отчаяние и обреченную усталость, когда он услышал слова Империя. Это не было предрешено... это не должно было произойти! Или Итераэль был так слеп, что не посчитал возможным подобному случиться, проскальзывая взором мимо этого пути и идя к тому, что пророчил ему быструю смерть? Однако что это! Хуже гибели, хуже всякого предательства!
- "После всего, что я сделал для Небес..."
Мысль о превращении в смертного была немыслима, невыносима. Снисходительная в отношении Тираэля, естественная - для нефалемов, но Итераэль не был ими, оставаясь ангелом прежде всего и ангелом, что находился много ближе Империю, нежели Тираэлю, способному пойти на жертву, не взвешивая последствий. Однако Итераэль их видел - каждую как одну, ужасную для него, бессмертного создания, истину, и страх вновь проснулся в нем, дремлющий тысячелетие за тысячелетием, когда со скрипом металла упали на землю его собственные крылья. Архангел не знал наверняка, какая боль пронзила его в тот момент, но невольно потянулся вперед, когда с ужасом осознал, что Небеса больше не держат его, но утягивают вниз - за собой, за светом, что исчезал вместе с его крыльями.

- Как ты... - Итераэль оборвал свою речь и замер, пытаясь закрыться от выжигающего, ослепляющего света. Боль сорвалась возгласом отчаяния с его уст. Он не видел, как за капюшоном начинает просматриваться светлая, практически белая кожа, не мог наблюдать, что его собственный свет оставляет за собой тонкий, острый силуэт человеческого лица, но он знал, что происходит неизбежное. Мир исказился и начал гореть. Пламенем хуже, чем Итераэль видел преисподнюю.
И он упал, потеряв контроль над телом, горящей звездой в ночном небе, и грозовые тучи пролили дождь на земли Санктуария, когда остывший ангельский свет вновь пронзил их собой, пробуждая людей ото сна видениями прошлого и неясными вспышками будущего.

* * *

Итераэль приоткрыл глаза, возвращаясь к миру другим. Он замирал, пораженный до глубины души, чувствуя, как ноет изможденное и побитое ударом тело, покрытое потяжелевшей от дождевых капель одеждой. Кругом была лишь выжженная, голая земля Санктуария, - незнакомая ему и чуждая, измененная под силой его падения. Огонь потух под прошедшим ливнем, но падший архангел еще мог видеть следы небесной силы. Голова тяжелела и кружилась, мысли плыли в водовороте нового, кажущегося невозможным потока, и этот воздух вдруг заполнил собой легкие и вынудил Итераэля подняться, касаясь ладонью лица... он еще слабо представлял, каково это - быть человеком, но новое уже занимало всякое его внимание, вынуждая думать, как тот, кто спал многие тысячелетия и только сейчас впервые проснулся - в совершенно незнакомом мире, который так и хотелось объять взглядом целиком.

"Быть смертным" - звучит страшно и вызывает дрожь в каждом мускуле, но Итераэль лишь вздыхает. Проходит секунда, другая, но малое меняется, и его вновь накрывает привычное спокойствие, окутывая с головой в заботливые "объятия". Если быть нефалемом столь ужасно для ангела, то он этого не замечал и счел это добрым знаком. Падший ангел в спешке накинул капюшон обратно на голову, будто побоялся чужого присутствия, и сделал несколько неуверенных шагов вперед. Незнакомое ему прежде чувство страшной, но по-своему прекрасной свободы дурманило, но не взяло контроль над его поступками окончательно, ибо, охваченный иным осознанием, мужчина остановился, и тонкая улыбка едва заметно осветила его лицо:
- Полагаю, это стоит моего внимания, - шепчет он и плавно приседает на землю, терпеливо ожидая поразившее его яркой вспышкой в глубине мысли, пока вдруг, спустя долгие минуты, не послышался шум чужих шагов. Итераэль обернулся на звук понимающе, и множество теней собралось вокруг, формируя силуэты людей и их холодных орудий, блестящих кинжалами в алом свете десятка факелов.

Отредактировано Itherael (2018-09-07 15:43:40)

Под пламенем костра раздавался легкий треск, посыпающий влажную почву одиноко тлеющими искрами и пеплом. Огонь завораживал нефалемов, - своим видом и звуком, существованием, которое притягивало к себе после холодного ливня, прошедшего под небесами ощутимо недавно. Тишину разрывало множество голосов - пьяных, резвых, раззадоренных. Лагерь разбойников подчас не лучшее место для отдыха, редко шедшее в сравнение с замками и храмами больших городов, но, вопреки всему, лучшее из возможных сейчас для каждого, кто собрался в этой толпе - просто потому, что сухое и людное, полное жизни и своего, особого "огня". Бандиты столпились, неожиданно покорные и полные любопытства, словно малые дети, рядом с их главарем, будто находясь в предвкушении и ожидании чуда. Бесчинства прекратились резко, не возникало среди головорезов и желания пойти вопреки, а все они, как один, ждали с кривыми улыбками на лицах, поглядывая с удивлением на открывшуюся им картину.

Вот уже долгое время коренастый, плечистый мужчина средних лет с едва пробивающей густую копну черных волос сединой, называвший себя прилюдно Робин, крепко затянув кожаный пояс и сложив ноги по-турецки, сидел у главного костра, забывая о том, что потерял в нелепой бойне много своих ребят, впрочем, недолго жалея о тех, кто посмел поднять руку на своих. Его внимание было полностью приковано к силуэту напротив; одетому в выданный разбойниками красный плащ, скрывающий под собой участки серого одеяния, держащий в ладонях недавно сготовленный впопыхах горячий поек, но, что было поразительнее всего, выдерживающий вид полного спокойствия и отрешенности вопреки тому, где и с кем находился. Пусть Робин называл их "честными разбойниками", честь - понятие крайне растяжимое порой, и, хотя они держались порядков, одним им известных законов, это редко могло служить людям, заблудшим в разбойничий лагерь близ Тристрама, большим утешением. Однако его собеседник не был человеком.

"Упавшая звезда". Он назвал себя Итераэлем, но имя звучало чуждо, и его лишний раз не произносили вслух.
Путник вел разговор размеренно и плавно, отвечал, не задумываясь, будто наверняка знал, о чем его спросят, чем вызывал приглушенный шепот, так и застывающий в воздухе. О возможностях предсказателей в лагере ходили толки и прежде, но никто раньше не сталкивался с ними лицом к лицу. Нефалемы наблюдали заворожено и с любопытством за Судьбой, как никогда - легкокрылые ангелы. Итераэлю это казалось примечательным, даже забавным. Не привыкший к подобному вниманию, он продолжал подбирать слова аккуратно, словно бы боялся сделать хуже любым откровением, но время уходило - и тревоги постепенно покидали его. Разбойники не задавали лишних вопросов и были внимательны к "гостю", - поразительно и лестно в отношении того, кто не привык иметь стойкого положительного мнения об их расе. Однако всё менялось. Итераэль чувствовал это, пряча за тенью капюшона благосклонный взгляд. Огонь, прежде тревожащий, такой далекий от света небес, теперь успокаивал и приковывал к себе, делая ватным уставшее тело, но падший ангел не пытался погрузиться в сон или даже легкую дрему, - отчасти потому, что не знал о существовании таковых, но, что важнее, из-за видений, посещающих его свободные от оков мысли.
"Так вот, каково это - не быть пленником судьбы?"

- Выходит, его зовут Тираэль?
Судьба поводит плечами, склоняя голову чуть набок и, наконец, кивая в ответ. Предстоящая встреча одновременно тревожила Итераэля и была им во многом желанна. Он не видел брата долгий срок, - незначительный для ангелов, но весомый для людей. Падение сделало его смертным и оставило со множеством вопросов, однако Итераэль знал, что был не один. Поступок Империя обязан был сделать архангела осторожным, но мужчина не мог найти в себе силы сомневаться в Тираэле; не потому, что мог наверняка видеть его путь сквозь туман будущего, однако по желанию - иррациональному и стойкому, шедшему вопреки разуму, но движимому искренними эмоциями. Итераэлю хотелось верить другому ангелу, давно знакомому ему и близкому по духу, одному из Совета, похожему на Итераэля много больше любого из нефалемов. У него не было причин сомневаться в Тираэле... не было, кроме глупых предрассудков. "Нас обоих называют предателями, так в чем же разница?" - и ответ для падшего ангела был прост. Разницы нет.
- Поглядим, если ты окажешься прав на этот раз, - хохочет разбойник, хлопая себя довольно по колену и подзывающий к себе рукой ближайшего "охранника", уже довольно нетрезвого несмотря на необходимость следить за общим порядком в лагере и за его пределами. Повторять дважды не пришлось. Весь лагерь уже замер в ожидании гостя. Каждый вновь хотел увидеть чудо и гоготал, глотая ром, поглядывая на "Предсказателя".

Архангел вновь обратил внимание на сидящего подле Робина, продолжая задумчиво помешивать жидкость в выданной ему щедро посуде. От аромата еды становилось поразительно дурно в состоянии голода, однако Итераэль слабо представлял, как ему следует с ней поступить. Более того, разговор занимал его внимание больше необходимости заполнить пробел знаний о человеческих потребностях. Судьба не опасался рассказать разбойникам то, кем являлся прежде, и они слушали охотно, однако Итераэль задавал больше вопросов сам, чем находил ответов у них, вскоре осведомленный обо всем понемногу - устройстве быта головорезов, их семьях, оставшихся в деревне, о политике, урожае и даже вестях из далекого города. Многих имен архангел не знал, о многом имел очень смутное представление, но каждое слово схватывал и запоминал с непривычной жадностью. Впервые ему по-настоящему хотелось знать больше. Впервые у него появился шанс.
- Так значит... - нефалем не успевает договорить. Итераэль плавно оборачивается, в ожидании устремляя сквозь взгляд вдаль. До его слуха лишь спустя секунды доносятся голоса, и группа людей, собравшаяся вокруг источника звука, становится все больше. Итераэль пропускает поднявшегося мужчину вперед и сам плывет следом, ясно представляя себе, кого увидит в попытке пробраться в лагерь. Итераэль приостанавливается, вглядываясь в суровые, но разглаженные сейчас черты главного нефалема, сложившего руки на груди и довольно скалящего зубы:
- Ты пришел обворовать нас, и в любой другой раз парни не были бы этому рады. Кто забирает честно нажитое, тот обычно заканчивает в песке кормом для голодных зверей, как мы, - общий хохот стихает постепенно, и бандит продолжает, косясь на новоприбывшего, - Впрочем, удача на твоей стороне. Или так может показаться. Как я успел узнать, судьба благоволит людям с головой на плечах.
- Судьба не благоволит и не выбирает.
Бандиты одновременно притихли, и в образовавшейся гробовой тишине даже главарь отступил на шаг, давая дорогу высокой фигуре, выходящей из тени:
- Только вы, нефалемы, вольны сами распоряжаться ею, посему делайте выбор с умом, - заканчивает говоривший, плавно взмахивая  в воздухе рукой, - Ваши смерти под тяжестью Эл'друина омрачат будущее тех, кому оно не безразлично.
Произнеся это, падший ангел поднимает голову, открывая свету бледный лик человеческого лица и свет пронзительных серых глаз.
- Однако я рад видеть тебя, брат мой.